Федор Шидловский: «Клонирование мамонта – великая мистификация»

Федор Шидловский не доктор и даже не кандидат наук. Но тем не менее его можно считать экспертом по Ледниковому периоду Земли и его обитателям. Собранная Шидловским коллекции рогов и костей шерстистого носорога, ископаемых пещерных медведей, львов, мамонтов не имеет аналогов в мире.  На ее основе Федор Касперович создал музей Ледникового периода. С Федором Шидловским у нас сегодня разговор о том, что лежит под ногами.

Shidlovsky-vozle-exponata
Федор Шидловский возле экспоната музея Ледникового периода. Фото Виктора Савельева.

Давайте, Федор Касперович, сразу о Подмосковье. Говорят, вы сделали здесь свои личные открытия…

— Это не совсем корректно. Пальму первенства я бы оставил за краеведческими музеями Московской области, где собран богатый ископаемый материал. Просто древние кости надо уметь найти. А кто у нас главные естествопознаватели? Обычно дети, которые везде ищут. Себя помню в детстве — это ж фантастика! Любую раздавленную лягушку расковыряю, в любую щель полезу…

В 1990 году, уже занимаясь палеонтологией, я сдружился с мастерами-косторезами из Хотьково Сергиево-Посадского района, поддерживал их. И вот во время нашей маевки на речке Воря, пока жарились шашлыки, я обратил внимание на подмытый берег.

Геологический срез знающему человеку всегда интересен, потому что река вымывает хранимое тысячелетиями. Мне повезло: в грунте, среди глиноземов, проступали останки нижней челюсти мамонтенка. А ниже по течению, в отмели, лежал еще фрагмент — разрушенная берцовая кость мамонта.

Вы ведь знаете, что 50 тысяч лет назад на месте нынешнего Подмосковья были арктические степи с прекрасной травой. Это было царство мамонтовой флоры, ее расцвет. Здесь водились — правда, не густо — шерстистые носороги. Здесь были свои местные мамонты, которые находили корм даже зимой. А летом сюда шли более крупные миграционные мамонты с юга, настоящие гиганты…

— Удивительно, что подмосковные жители ничего не знают про эти следы…

— Вы натолкнули меня на мысль: надо сделать в музее Ледникового периода уголок Подмосковья. А то, что в средней полосе мамонтовых следов мало, не удивительно — здесь сохранились лишь останки, что оказались под завалом плотных грунтов без доступа кислорода. Иное дело Север, где в вечной мерзлоте нет окислительных и разрушительных процессов.

Загляните в наш музей Ледникового периода: там выставлены кости с фрагментами шкур, мягких тканей — например, сохранившаяся до наших дней волосатая нога древней лошади, которой 40 тысяч лет.

Кстати, питалась эта лошадка не одной травой, но и зайчиками, лемингами, сусликами — всем подряд. И заметьте: мягкие ткани этой лошади мы не держим в холодильнике, потому что за тысячи лет в мерзлоте произошло естественное выщелачивание жиров, остался только белок тканей. Вот почему такое мясо трудно кушать — все равно, что жевать вашу кожаную куртку…

— А вы ели это мясо?

— Лошадь не ел, но мясо мамонта попробовал. Однажды в 1991 году мы были на охоте в Сибири, на берегу Восточно-Сибирского моря. И к нашей стоянке повадился ходить белый медведь. Оказалось, шторм обнажил в береге тушу мамонтенка, вот медведь и устроил столовую.

Кстати, почему-то все хищники, да и собаки, просто занюхиваются мамонтовым мясом. Когда медведя прогнали, то нашего резвого щенка — четерехмесячную лаечку Шарика — было не оттащить от мамонта, которого он грыз.

Мы тоже решили попробовать вкус мамонтятины. Я отрубил топором мягкий кусок черного мяса и четыре часа варил на костре. Но кушать мамонта все равно было невозможно — будто жуешь безвкусную волокнистую тряпку…

fragment-ststji
Фрагмент газетной публикации статьи автора.

Прежде чем перейти к вашим северным находкам, расскажите о своих корнях.

— Мои предки — российские немцы, я родился во времена СССР в Северном Казахстане, в немецкой деревне Келлеровка. Кстати, мой отец Фридрих Саттер — первый немец-комсомолец в России. Когда мне было три месяца от роду, умерла мама, оставив шестерых детей. И тогда родной брат матери — дядя Каспер Шидловский — увез меня к себе и воспитал в своей семье. Так я стал по отчеству Касперовичем с материнской фамилией Шидловский.

После распада СССР немецкая родня, побросав дома, уехала в Германию. Почему не уехал я в благополучную страну? Наверное, потому, что ощущал себя (как ни громко сказано) патриотом. И у меня было в России новое, покорившее дело — после вуза по распределению я поехал в якутский город Среднеколымск, в Колым-Индигирский авиационный отряд. Там в мою жизнь мощно вошла палеонтология…

Fedor-Shidlovsky-i-globus
Федор Шидловский во время интервью.

Fedor-Shidlovsky

О том, как вы нашли в тайге кость мамонта, положившую начало коллекции, не писал только ленивый…

— Это, кстати, случилось на реке Березовке, правом притоке Колымы, — в тех местах, где в 1900 году охотником-эвеном Семеном Тарабыкиным в вечной мерзлоте был найден легендарный «Березовский мамонт». Впервые в распоряжении ученых оказался не только сохранившийся целиком косматый самец, умерший 44 тысячи лет назад, но и все его мягкие ткани и органы, его шерсть, кровь. «Березовского мамонта» отвезли в Петербург, даже император с семьей ходил на него смотреть.

Конечно, мои находки 80-х — 90-х годов не столь сенсационны. Но я влюбился в те места, свободное время тратил на лазание по тундре, лесотундре, речкам. Местное население подбирало лишь бивни мамонта, зная, что это косторезный товар. А я искал и находил не только бивни, но и косточки. А их за миллион лет мамонтовой эры земля изрядно скопила! Поэтому за 15 лет работы на Севере у меня собралась серьезная палеонтологическая коллекция.

Это побудило меня — авиационного инженера-конструктора — сесть за учебники по палеонтологии. За годы, проведенные на Севере, я лишь однажды — в 1985 году — брал отпуск на Большую землю. И то с целью посидеть в московских библиотеках.

Тогда же я завел знакомства с учеными и лаборантами Института палеонтологии РАН, они поделились со мной атласами скелетов животных, научной литературой.

Помню, знакомство с учеными как-то обернулось для меня конфузом. Однажды я похвастался, что знаю захоронение нетронутого целого скелета мамонта. А целых скелетов, скажу вам, в мире найдено не более 20. Тогда были трудные для науки годы, о дорогостоящей экспедиции в Якутию ученые не смели и мечтать. Но загорелись идеей и научили меня, как мамонта грамотно из породы изъять и упаковать. Каково же было мое горе, когда на месте захоронения я не нашел мамонта: его по весне снесло половодьем. Мне было так стыдно, что я несколько лет в Институт палеонтологии носа не показывал…

exponaty
Экспонаты Шидловского всегда вызывают неподдельный интерес.

— Расскажите, однако, как пришли в коммерцию.

— Я полагаю, что наука и коммерция должны идти рука об руку. Вы хоть знаете, что все музеи дореволюционной России были созданы исключительно частными лицами — тот же Дарвиновский музей в Москве стал государственным лишь после революции? Начинал я, конечно, с бивней мамонта, с их продаж. И знаете, почему? С ростом известности моей коллекции ко мне зачастили авантюристы и перекупщики бивней с предложениями.

Меня тогда это очень заело: если они, не имея своего материала, могут быть в этом бизнесе, то почему же я не смогу? Со временем я открыл для себя иные формы заработка: так называемые реплики, реконструкции древних животных. Я придумал, что можно продавать сборные скелеты мамонтов. То есть у нас сейчас целый альянс людей, увлеченных этим делом, со многими я работал еще на Колыме.

Мы ездим в экспедиции и собираем все найденные косточки, складируем по составу и размерам. А когда из костей «подбирается», скажем, мамонт подходящего размера, то монтируем его для продажи. Такой сборный скелет не имеет научной ценности, поскольку по нему не проследишь эволюционные процессы. Но познавательную и музейную ценность он имеет…

mamonty-na-vystavke
Древние звери и музей Ледникового периода на выставке в Крокус-Экспо (Москва)… Фотографии сделаны автором книги — журналистом газеты.

nosorog

Вы как-то быстро соскочили с бивней! Хотелось подробней узнать про этот бизнес…

— Интерес к бивням существовал всегда. В 1895 году в Иркутске только за один день на торгах продали 900 пудов кости мамонта. Кстати, по высокой цене — за 1 рубль 16 копеек пуд (а на 10 рублей тогда можно было купить полкоровы).

В советское время продажа этой кости потеряла значение, в основном были госпоставки на косторезные фабрики. Эти фабрики в Тобольске, Якутске, Архангельске, на родине Ломоносова в Холмогорье все в одночасье закрылись в перестройку. Так что следующий всплеск коммерческого спроса на бивни мамонта в России пришелся на постперестроечный период и открытие у нас свободного рынка. И, конечно, на кампанию по защите слона…

— Причем здесь слон?

— А его популяцию к концу XX века мощно выбили браконьеры. Ведь страны, где водятся слоны, — самые нищие. В 1970 году годовой доход на душу населения в Кении был всего 12 долларов — это 1 доллар в месяц на человека. Поэтому проданный бивень слона становился очень лакомым объектом, который способен был накормить семью. Борясь с браконьерами, ЮНЕСКО в 1980-е годы вообще запретило в цивилизованных странах производство изделий из слонового бивня.

К тому времени истребление слонов перешло границы. Индийскому слону еще повезло — у него маленькие бивни, а у самок иногда их вообще нет. Да и африканский слон под прессом оружейного огня стал адаптироваться — у него размеры бивней стали резко изменяться в сторону уменьшения. Частично потому, что выбивали генофонд — ведь браконьер старается убить слона как можно с большими бивнями. Да и самосохранение вида сработало.

Когда после запретов ЮНЕСКО косторезы всего мира лишились слоновой кости, на рынке срочно потребовалась замена. И она пришла в виде бивней мамонта из России, из розоватой на свет кости, благородной под резцом мастера. Не забывайте, что 1987-м мы открыли границы для торговли — и Россия, где сделано 96 процентов мамонтовых находок, стала интересным игроком на рынке. Тогда я организовал свою самую первую выставку древних животных и повез удивлять ею Германию…

Это как раз время, когда вы обрели славу «императора коммерческой палеонтологии России»?

— Это глупое определение мне дали в фильме, который был отснят телеканалом Discovery. Но я думаю, что оно тенденциозно. Редактор фильма, побыв в Сибири 10 дней, общался со мной всего 15 минут. Его задачей было показать только коммерческую сторону палеонтологии: насколько, мол, цивилизованно все делается в США, насколько малоцивилизованно — в России и как варварски — в Китае.

В том сюжете было много вранья в духе показа дикости «русского медведя» — вплоть до утверждений, что русский экспедиционный самолет якобы вели пьяные пилоты. Я думаю, создатель фильма даже не понял, чем же я занимаюсь на самом деле. А ведь уже тогда я мечтал о создании нового по смыслу палеонтологического музея-театра, где каждый может руками погладить мамонта.

И эту мечту пронес сквозь годы и в 2004 году воплотил в павильоне на ВВЦ, где начал жизнь музей Ледникового периода. У нас в музее была не «лепнина», как во многих музеях (поэтому экспонат не дают трогать!), не пластик, не фальшь — а реальные осязаемые находки: рога шерстистого носорога, уникальные черепа пещерных львов и медведей, редкие скелеты животных Ледникового периода.

Однако вы один из удачливых людей на этом поприще…

— По духу я не бизнесмен, и по моим правилам другой бы уж давно разорился. И со многими подчиненными я не только делами связан: с тем в авиаотряде в Среднеколымске сдружился, а этот — отличный косторез, мне ребенка крестил (я ведь к тому же отец пятерых детей!). А не вылетаю в трубу потому, что больно эксклюзивный у нас вид деятельности, соперников нет.

Вот Якутия ко мне ревностно относится: Шидловский, мол, на наших мамонтах славу делает, а что же мы? И каждый год то Всемирный музей мамонта затевает, то французов без всякого опыта подтягивает, то компании создает, которые вскоре банкротятся. Потому что 28 лет моего опыта и пути совершенства в этом деле махом не перепрыгнешь.

Или почему я с каким-то странным упорством, по сути, омертвляя свой капитал, себе в убыток лет 15—16 занимался поддержкой мастеров-косторезов с закрывшихся фабрик? Да потому, что когда бизнес бивней сошел на нет из-за инфляции, именно отечественная «косторезка» начала кормить. Я верно учуял вектор! В стране вырос интерес к древностям — к примеру, роскошный череп мамонта приобрел для слонария Московский зоопарк.

И мне было радостно не только выполнить этот значимый дизайнерский проект, но и осознать то, что палеонтологические заказы уже требуются нам, а не загранице. Несколько бивней купили «Лукойл» и «Сургутнефть». Берут изделия известных мастеров резьбы депутаты, бизнесмены. Нашу «косторезку» покупает Россия, шедевры остаются дома — вот что мне приятно.

Вы можете назвать имена выдающихся косторезов, на которых еще держится русская мамонтовая традиция?

— Охотно. Осиповы, особенно мэтр — сам Геннадий Федорович Осипов. Буторин Николай. Зачиняев Николай. Гурьев Алексей. Ануфриев. Черняков. Гусевы, Саламакины. Да, Виктора Ватлина я чуть не забыл — чудеснейший косторез. Так что искусство это не умерло. Только боюсь, что преемственности кадров нет. Ведь прежние школы и фабрики давали династии. А теперь разве что у Лоховых смена растет — молодой Олег Лохов, думаю, даже отца переплюнул. Но это, к сожалению, сейчас, скорее, исключение…

Кстати, именно к косторезам я обратился, когда начал заниматься «реконструкциями» скелетов животных — ведь эти люди хорошо понимают не только материал, но и строение скелетов, анатомию зверей.

А где, по-вашему, лежит граница между легальным бизнесом в палеонтологии и криминалом?

— Я отрицательно отношусь к «черным копателям», которые грабят заповедные зоны и пещеры на Алтае, Среднем и Северном Урале. На работы в местах уникальных захоронениях животных, действительно, нужны лицензии, так называемые открытые листы на посещения. А по таежной речке, пожалуйста, иди и сборный материал собирай. Раз земля дала на-гора и косточку освободила, то этот бивень лет через 20 развалится, если не подобрать и не сохранить.

А насчет криминала в нашем деле… Знаете, когда нравственная планка общества упала во всех отношениях, это не минуло тех, кто должен печься об охране древностей. И в науке сейчас есть те, кто публично словоблудит, а на деле дает разрешение грабить заповедники под прикрытием научных лицензий.

Или вот интересный момент. У нас за последние 15 лет при плохой учетности исчезли все серьезные музейные экспонаты этого плана. Основательно подчищены запасники многих музеев. А ни одного дела уголовного не было возбуждено. Даже из Института палеонтологии был украден бивень мамонта весом 72 килограмма — прямо из выставочного зала.

Чтобы восполнить потерю, мы с одним коллегой из своих запасов подарили аналогичный бивень их музею. И подписали на табличке из красного дерева, что мы дарим Институту этот дар. Так что вы думаете? Сейчас этот бивень на стене висит, а табличку сняли. Я пришел возмущаться: а почему? А мне в ответ: бивень висит высоко — и ваших фамилий все равно никто не увидит. Вот такое отношение!

Как вы восприняли идею японского профессора Судзуи Ниоши клонировать мамонта?

— Я считаю ее великой мистификацией. Я спросил у профессора, почему он сделал такое несерьезное заявление — ведь он же не дилетант и не журналист, который ищет сенсации. На что японец ответил, что для рутинных поисков мамонтовой фауны в Восточной Сибири денег никто не даст. А после заявления, что Япония клонирует мамонта, — ему деньги сразу нашли! Вот на такой обман человек решился ради экспедиции…

А что для вас самого экспедиции?

— Это другой мир! Для меня Москва тяжела, я задыхаюсь от обилия людей, машин, от проблем, которые стоят передо мной. Я уезжаю туда — там люди другие и проблемы другие. Ведь почему народ Севера сегодня нравственно сильней? Там такова редкость и ценность населения, что каждый на виду и все друг друга знают.

Там репутация важна — и дурная слава даже отца не забывается вовек: «Вон Петька идет! Его отец когда-то чужие капканы проверил…». Там фантастический народ и фантастическое гостеприимство. Ты разговариваешь с якутом, эвеном, чукчей — какая нравственность, какой богатый внутренний мир! И какая забота о людях и животных… Я не мастер красного слова, но там я отдыхаю в человеческом плане…

А экспедициями мы, конечно, существенно подкрепляем научный материал. Вот из всех древних животных я больше всего люблю шерстистого носорога. Потому что он мне трудно дался — я раньше не знал, в каком ареале его искать. А сейчас знаю — и теперь наша коллекция его рогов самая лучшая в мире.

Кстати, я очень горжусь научным отделом, который мы создали. Шесть всемирно известных университетов — включая Оксфорд, Кембридж, университет штата Флорида — совместно с музеем работают с нашим ископаемым материалом.

Благодаря экспедициям, мы сейчас знаем о древних животных куда больше, чем раньше. Даже о том, чем они болели. Ведь и у мамонта, как показали наши исследования, были такие заболевания, как остеохондроз. Или, например, у нас (я имею в виду музей Ледникового периода) есть череп шерстистого носорога, который, по-видимому, умер от пародонтита, то есть воспаления зубной системы…

Вы говорите о мамонтах и носорогах, как о чем-то недавнем…

— А древний мир ближе к нам, чем вы думаете. На острове Врангеля последние мамонты водились еще 3700 лет назад. В понимании истории это очень близко — во всяком случае, пирамида Хеопса египтянами уже была построена.

В массе же животные ледникового периода начали исчезать 10—16 тысяч лет назад, когда арктические степи сменились лесами. Не приспособился мамонт — исчезли многие узконаправленные на степной корм виды.

Но некоторые обитальцы ледниковых времен дожили до наших дней. Допустим, северный олень вообще не изменился, перейдя на ягель. Овцебыки дожили до XX века в Гренландии. Яки ушли в горы — и выжили. Древние широколобые лоси превратились в обычных лосей и освоили лесное пространство.

Жизнь на Земле протекает таким образом, что одна картина мира меняет другую. И нам, собирающим свидетельства ушедших эпох, надо понимать эту эволюцию. Ибо без нее понимание мира не будет полным.

Беседу вел Виктор САВЕЛЬЕВ.

(все фотографии Виктора Савельева).

Источник: газета «Ежедневные новости. Подмосковье», 10 июля 2007 года.

Текст цитируется по сборнику: Виктор Савельев. «Большая книга интервью». Интервью разных лет. Беседы с Федором Конюховым. Такой Большой и загадочный Китай. Издательские решения, 2018.

Рейтинг
Понравилась статья? Поделиться с друзьями: