Не стало Василия Пескова…
Он был целой эпохой в журналистике, куда пришёл почти случайно. В воспоминаниях он писал, что зелёным воронежским парнишкой работал разъездным фотографом в бытовой артели, снимал свадьбы, юбилеи — а случалось и покойников на похоронах. Сами понимаете, какая была работа… И чтобы отвлечься от неё, молодой Василий Песков в свободное время бродил в пригородах Воронежа с фотоаппаратом, ловя в объектив дивные виды, зверюшек, птиц.
Однажды и произошёл тот случай, что перевернул его судьбу: Вася Песков ехал в электричке, и случайный попутчик посмотрел его снимки и посоветовал отнести их в редакцию воронежской газеты «Молодой коммунар». А потом публикации «воронежского парня», нового сотрудника «Коммунара», пришлись по вкусу московской «Комсомолке», которая и стала родной газетой Пескова.
Песков воспоминал, что у него хватило ума не браться за какую-то незнакомую тему, писать не по душе. Его коньком были очерки и зарисовки о том, что знал и любил: о природе… Тогда, кстати, об этом не писал никто. И с темой природы Василий Песков просто ворвался в большую журналистику…
Не все сейчас помнят триумфальные вехи этой журналистики. После суровых сталинских лет в годы оттепели оттаивали целые пласты — да что там пласты, залежи новых тем! Новых подходов…
Алексей Аджубей, главный редактор «Известий», зять генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва, повернул на новый курс не только свою газету, но и заразил новыми подходами коллег из других изданий. Это был редкий случай, когда «родственник» высокопоставленного лица оказался талантом ко времени проявившимся.
В застёгнутые на все пуговицы официозные советские газеты хлынули новые темы. Впервые появилась, как её тогда называли, «кухонная тематика» — статьи её были не о мартенах и рекордных выплавках стали, а о простых житейских проблемах, обычных людях, человеческих характерах.
На журфаке нам рассказывали историю создания известным публицистом Аркадием Сахниным очерка 1961 года о том, как соседи, чужие люди, взяли в семью мужчину-инвалида, от которого отказалась родня.
В «Известиях» тогда была такая придумка для поиска тем: «свежая голова». Освобождённый на день от всякой работы журналист сидел в комнате, где на столы вываливали мешки писем в газету. Хотел читать — читал, не хотел — так курил, метод был в полном освобождении от обязаловки… И вот Сахнин, ковыряясь в письмах, увидел одно письмо — за инвалида по какому-то вопросу хлопотала семья совсем с другой фамилией… Что за загадка? И очеркист поехал по адресу письма в Новосибирск, в семью грузчика Зарубина, 15 лет назад взявшую к себе «чужого» инвалида — фронтовика Григория Бродягина. Про которого Зарубин-старший, Александр Осипович, сказал Сахнину: «Так это формально чужой, а по эпохе он мне брат».
Намеренно делаю это отступление, чтобы было понятно, почему Василий Песков так стремительно ворвался в эту новую журналистику — он нёс глоток свежего воздуха и новую тогда тему любви ко всему живому на земле… Мы имели счастье много лет читать его раздел «Окно в природу» в «Комсомольской правде»… Это было целое направление, столбовая дорога, по которой потом зашагали новые авторы.
Не буду перечислять все книги и удачи Василия Пескова. Скажу только об удивительном сплаве фотографии и текстов, который привнёс Песков в русскую журналистику. Как ни удивительно, но он был одинаково талантлив в обеих этих ипостасях. Снимал Арктику, снимал Африку — какой-нибудь свесившийся хвост, выдававший спрятавшегося на ветке дерева леопарда… Писал чисто и пронзительно про речку своего детства.
Много лет рассказывал многомиллионной аудитории читателей про «Таёжный тупик» — судьбу староверов Лыковых, курировал — пока было здоровье — последнюю таёжную отшельницу Агафью Лыкову…
С Василием Песковым, оказавшим влияние на меня и многих коллег, я лично знаком не был. Но однажды присутствовал на его встрече с нами, журналистами, в уфимском Доме печати, где он откровенно рассказывал о себе и творчестве.
В то время только отшумело 70-летие СССР, к нему мастер фотографии Василий Песков взялся сделать большую иллюстрированную книгу: снимки с разных уголков страны. Там были и пустыни, и города Средней Азии, Прибалтика, Камчатка, Чукотка, Сибирь, Урал, Алтай, Черноземье, Украина… Задумка была в том, что для каждого уголка необъятной страны надобно было сделать один-единственный снимок, найти тот обо всем говорящий ракурс, который передаст «изюминку» этого места, этой республики или области…
«С этим заданием я полысел и потерял зубы!» — помнится, то ли пошутил, то ли всерьёз сказал Василий Песков аудитории из коллег-журналистов. Проблемы оказались отнюдь не художественно-фотографического плана, а в согласованиях…
Цензура советской печати и книгоиздательства была тогда жёсткой. Действовало непременное цензурное правило — не снимать ничего сверху, чтобы не показывать горизонт и «привязку» объектов к местности. Это трактовалась в духе угрозы войны и обороны — капиталистические ракеты и бомбардировщики не должны иметь ориентиров для выбора целей на территории СССР.
Пресловутые «снимки сверху» в газетных номерах и мне попортили много нервов, ведь я более 10 лет проработал в секретариате на вёрстке городской газеты — и бегал согласовывать такие снимки в Главлит (так называли цензуру). Иной раз было легче оторвать от снимка на фотобумаге небо и торчавшие на горизонте «ориентиры» в виде заводских труб и церквей, чем доказывать безобидность панорамной или высотной фотографии…
А в фотоальбоме, выпущенном Василием Песковым к торжественной дате, многие потрясающие фотографии были «снимками сверху» — где-то был ракурс с самой макушки маяка в Прибалтике, под которым плескалось море, где-то — захватывающий дух широкий простор, ибо как покажешь душу России без этой шири и выси… Поэтому трудности при подготовке юбилейного альбома у Василия Песков были во многих местах СССР. И прежде всего, с местными властями, которые были в сто раз святее цензурного Главлита в Москве и боялись обзорных снимков…
«С военными было куда проще договориться насчёт съёмки с высоты, — рассказывал на этой встрече Василий Песков журналистам. — Тебя посадят в вертолёт — и повезут, куда скажешь, махнув рукой на цензуру. Со всех точек объект отснимешь. Но получить разрешение на съёмку с высоты у местных гражданских товарищей было очень-очень трудно…»
…В последнее время мы не часто видели статьи Пескова в прессе. Время восхищения «окнами в природу» ушло, СМИ очень изменились, интересы редакторов стали другими…
Помню, как году в 2006-м я зашёл в кабинет редактора подмосковной губернской газеты, в которой я тогда работал, и услышал от него: «Вот только что Василий Песков к нам заходил. Принёс свой материал». Я был удивлён: ведь великий журналист, легенда и звезда, его ли масштаб подмосковная газета?..
Но, видимо, даже великого Пескова со скрипом печатали менеджеры нового формата, хотя он продолжал писать, приходилось носить материалы и редакции меньшего калибра, чем его родная «Комсомолка».
Теперь Пескова с нами нет… Журналистский цех и читатели понесли утрату… Ибо сказал Джон Донн в эпиграфе к роману «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемингуэя:
«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».
Да, материка убыло… Однако Василий Песков оставил нам наследие, чистое, как горный ручей. Это его очерки, книги. Если кто-то хочет научиться писать не в нынешнем телеграфном стиле, стиле обструганной сосны, — ему надо читать Василия Пескова. По горсточке, по зёрнышку, по страничке, по очерку. Потому что таким хрустальным зрением и сочным языком обладал далеко не каждый из пишущей братии.
В. Савельев.
2013 год.
Текст цитируется по сборнику: Виктор Савельев. «Ночи бродячие». Рассказы и публицистика. Зарубки памяти. Издательские решения, 2019.