Разговор с психотерапевтом о социально-психологической помощи.
Мы сидим на пятом этаже поликлиники, где расположен кабинет социально-психологической помощи. Здесь уютные кресла, располагающая к беседе тишина. Мой собеседник — врач-психотерапевт М. В. Возовой разговор не торопит, вопросы слушает спокойно, хотя вопросы я задаю о вещах нелегких…
— Михаил Владимирович, так почему все же они идут в ваш кабинет? Нет сил самим справиться со своими неприятностями?
— Возможно.
— Быть может, это неуравновешенные, психически не совсем здоровые люди?
— Нет, они в большинстве здоровы, больными занимается специальная врачебная служба. А мои посетители — нормальные люди, просто попавшие в беду, в трудную стрессовую ситуацию. И прийти сюда, в кабинет доверия — так нас иногда называют — они могут без записи, даже не называя своего имени…
— Ну, хорошо: они здоровы. Но разве можно считать нормальным, когда человек при любом своем затруднении спешит к психотерапевту? У всех сейчас, при нашем темпе жизни, стрессы, у всех «нервы». Не боитесь вы, что с развитием и популяризацией службы социально-психологической помощи в ее кабинеты хлынут те, кто раньше мог обходиться без врача?
(Кстати, ленинградский специалист в области неврозов Б. Д. Карвасарский считает, что большинство людей находит у себя «нервное перенапряжение» в результате как бы внушения, под воздействием наших бесконечных разговоров о нервах).
— Давайте уточним: вы говорите…
— …о потребителях, тех, кто захочет переложить свои заботы на «плечи» социально-психологической службы. А разве к вам такие не приходят?
— Почему же? Недавно у меня на приеме сидел молодой человек, спрашивал, стоит ли ему жениться или нет. Я допускаю, что такому посетителю врач не нужен, добрый совет могли бы дать близкие друзья, родители. Но опыт показывает, что пациенты, как правило, не обращаются к нам при любом затруднении, чаще их ситуации иного рода. Например: у женщины в результате несчастного случая на дороге погибли муж и дети. Она вдруг лишилась всего, ради чего жила. Возникла мысль, что дальше жить не стоит…
— Это очень трагический случай, я понимаю. Но ведь, к счастью, такие трагедии не часты. Наша жизнь сейчас более благополучна и живем мы материально куда лучше, чем, скажем, в те далекие трудные годы, когда о психологической помощи и не помышляли. Так почему же сейчас в ваш кабинет доверия обращается столько людей?
— Ну, во-первых, личные неурядицы и трагедии останутся даже в самом гуманном и высокоразвитом обществе. А, во-вторых, рост материального благосостояния — как ни странно — не делает человека менее уязвимым в психологическом плане, скорее напротив. Там, где забота о куске хлеба отступает на второй план, на первый план выходят взаимоотношения человека с другими людьми — в быту, на работе, в семье и т. д. Ценность этих отношений — их еще называют межличностными — в наше время значительно возросла.
Хотите знать, как по-научному звучит состояние моих пациентов?
Руководитель Всесоюзного научно-методического центра по изучению и предупреждению экстремальных состояний профессор А. Г. Абрумова сформулировала его так: дезадаптация (то есть нарушение приспособления) личности в условиях неразрешимого микросоциального конфликта.
Для кого-то таким неразрешимым психологическим тупиком оказалось непонимание его сослуживцами и друзьями, кто-то оказался на грани срыва, потому что у него разлад в семье или…
— Скажите еще: несчастная любовь…
— Вы зря иронизируете! Вопросами неудавшейся или неразделенной любви мне приходится заниматься немало времени. Чаще это молодая женщина 19–23 лет, у которой разладились личные отношения с любимым человеком. Вы, наверное, забыли, как бывает при сильном чувстве: все окружающее теряет значение, человек сосредоточен на своих интимных переживаниях.
Нередко психологический кризис усложняется тем, что пациентка уже ждет ребенка и после происшедшего разлада не видит выхода из сложившегося тупика… Это очень трудная категория приходящих ко мне в кабинет, так как у многих из них наступает отчаяние, вплоть до потери интереса к жизни вообще.
— Какие еще категории обратившихся вызывают у вас как у врача особое беспокойство?
— Пожилые люди, которые оставшись одни, остро переживают свое одиночество. А бывает и так: пожилая женщина живет вместе с детьми, но у тех свои семьи, свои заботы и разговоры — и она чувствует себя в молодой семье чужой, никому не нужной. В результате нервный срыв…
— Но ведь жизненные невзгоды выбивают из колеи далеко не всех. Значит, к вам приходят в основном слабые люди?
— Скорее — легкоранимые. Зачастую кабинет социально-психологической помощи — единственное место, куда они могут обратиться, поскольку окружающие или просто не замечают их переживаний, или считают их мелкими, несущественными (а часто ли мы с вами придаем значение настроениям другого человека?). Так что наша служба — это вроде неотложной психологической помощи, а кабинет ее с полным правом можно было бы назвать кризисным.
— Ну, хорошо, вы стараетесь помочь… Но ведь вы не в силах что-то изменить в жизни этих людей — не можете заменить им утраченных близких, снова соединить семью…
— Да, мы не можем вернуть любимого человека, восстановить попранную справедливость на работе и т. д. А вот помочь пациенту справиться со своим горем можно. Первое, что мы делаем — снимаем нервное напряжение, а затем помогаем пациенту взглянуть на проблему шире, всесторонне. Очень мудро об этом сказал Монтень: хороши или плохи события жизни, во многом зависит от того, как мы их воспринимаем. Наша задача — дать пациентам силы для борьбы с несчастьем.
Не скажу, что это удается в каждом случае. Успех лечения обеспечивается только тогда, когда у человека появляется желание взглянуть на себя с иной точки зрения — изменить себя. А то бывает, приходит женщина и просит: помогите, чтобы муж, да и все окружающие стали лучше ко мне относиться, а о том, что самой надо перестроиться и стать другой, и слышать не хочет. В этом случае мы бессильны…
— Значит, вы даете обратившимся что-то типа психологических рекомендаций?
— Ни в коем случае. Неправ тот, кто приходит в кабинет за готовыми рецептами выхода из психологического тупика. Рецептов нет. Просто мы обдумываем и обсуждаем вместе с переживающим кризис человеком варианты выхода из трудного положения. А какой из них выбрать — дело самого обратившегося.
— Сейчас много говорят о ценностной переориентации.
— Этот вопрос заслуживает особого внимания. Возьмем такой пример: пятнадцатилетний паренек потребовал у родителей деньги на дорогие джинсы, в которых щеголяли его одноклассники, получил в обидной для него форме отказ и пытался проглотить горсть таблеток… И горько, и смешно! Но вдумайтесь: может быть, эти джинсы для парня важней всего на свете, таковы его ценностные установки… Если бы после бесед удалось убедить его, что в мире есть куда более важные вещи, чем предел его мечты — фирменная одежда, то за парня можно было бы быть спокойным.
Это, конечно, очень примитивный случай, чаще все гораздо сложней. Но когда поможешь человеку осознать, что, кроме его бед, остается еще много сто́ящих вещей — книги, друзья, общение с природой, искусство и т. д., то его неприятности уже не кажутся такими огромными…
— У меня есть доморощенная теория, что у каждого человека, чтобы он не сорвался, в жизни должно быть несколько опор. К примеру, у него вдруг что-то не сложилось на работе, но его поддержит в трудную минуту то, что у него хорошая семья, много друзей. А бывает, что успехи и интерес к работе помогают легче переносить неурядицы в личном плане и в быту.
— Вы не открыли ничего нового: ученые давно говорят, что чем больше связей у личности с окружающим миром, тем она психологически устойчивей. Имейте больше знакомых, занимайтесь общественной работой, спортом, дружите, наконец! Но, знаете, я заметил одну закономерность, когда беседовал с теми, кто одинок…
— Какую же?
— Чаще всего одинокими бывают, как бы сказать, — эгоисты. Важно не только быть связанным тысячью нитей с окружающим миром, но и быть кому-то очень нужным… Вот приходила ко мне на прием одна пожилая, больная женщина, у нее никого не осталось. Мы долго беседовали об ее одиночестве. И представьте: однажды она пришла и рассказала, что стала помогать еще более больной и старой женщине и уже в заботах о ней сама не так несчастна.
— А еще какими путями вы помогаете своим посетителям?
— Самыми разными, вплоть до медикаментозного — для тех, кто находится в острой критической ситуации. Для людей стеснительных, неуверенных в себе, с «комплексами», как сейчас говорят, со временем будем использовать специальные психологические тренировки. Но главным все же останется совместное обдумывание трудных ситуаций. Вы знаете, как иногда помогает человеку даже то, что кто-то его выслушал или захотел понять…
— Это, наверное, сродни тому, как выслушивал людские беды горьковский Лука?
— Только внешне. Утешители, вроде Луки, всегда призывали человека к смирению перед ударами судьбы или уводили его в область беспочвенных фантазий. Мы же ставим целью выработать активную позицию личности. И потом беседы с обратившимися в кабинет — это каждый раз сопереживание. Иначе не поможешь!
— Наверное, это трудно — пропускать через себя боль других?
— Да, сопереживание неизбежно ведет к большим душевным затратам. Бывают настолько тяжелые и сложные беседы с посетителем, что после них самому нелегко прийти в себя, сразу переключиться на контакт с другим пациентом…
— Вы ни разу не дали мне возможности участвовать в разговоре с вашими пациентами, даже присутствовать на них…
— Это объясняется тем, что наша работа основана на полном сохранении тайны и доверии к врачу со стороны обратившегося. В прошлом году я ездил в Москву на специализацию, где нас знакомили с разными звеньями психологической помощи, в том числе с созданным несколько лет назад «Телефоном доверия». Там очень строгие правила. Меня сразу предупредили, что дежурящие врачи никого не посвящают в свои телефонные разговоры: эти разговоры — дело лишь двоих, врача и позвонившего к нему человека. Даже для коллег-психотерапевтов не делается исключения из этого правила…
— А у нас будет телефон, по которому могут позвонить попавшие в кризисные ситуации?
— «Телефон доверия» эффективен только тогда, когда его дополняет сеть кабинетов социально-психологической помощи, куда можно приглашать некоторых позвонивших на личную беседу с врачом, а также кризисный стационар для особо нуждающихся пациентов. В Уфе, как вы знаете, служба доверия пока представлена единственным кабинетом.
— А каковы перспективы?
— Социально-психологическая помощь дело нужное, важное, но не простое… Наша задача организовать службу доверия, подготовить для этой работы специалистов. И добиваться, чтобы каждый обратившийся уходил из кабинета доверия с чувством, что разговор с врачом-психологом ему помог.
Вопросы задавал В. САВЕЛЬЕВ.
Источник: газета «Вечерняя Уфа», 17 апреля 1985 года.
Цитируется по сборнику: Виктор Савельев. Вынести мертвеца из комнаты. Ретро-истории о врачах и здоровой жизни, рассказанные репортером отнюдь не в медицинских целях. Издательские решения, 2019.