Принимали меня здесь как дорогого гостя, исполняли все желания. О, бутерброды! О, чай! Захотелось бы мне коньяку — и за ним бы побежали. Сам Фельдман, Исумер Евсеевич, радушно подкладывал мне лучшие кусочки, а помогавшая ему женщина, застилая салфетку, повторяла, что все стерильно. Когда я захотел познакомиться с девочками, тоже не было проблем. Исумер Евсеевич взялся все устроить…
И вскоре Света, статная Света томилась за дверями и ждала, когда ее позовут. А потом ко мне привели Таню. Но Света была лучше — этакая дива с распущенными светлыми волосами, девятнадцати лет. Как бы сказал классик: знойная девушка, мечта поэта.
— Света, вы сексом занимаетесь с какого возраста?
Это не я! Я бы, признаться, не осмелился задать такой вопрос.
Света вздыхает и закатывает под челку глаза. Томно тянутся минуты. Ах, молодость, молодость! Кто не грешил…
А я сижу напротив Светы, а на коленях у меня папочка, где все о ней. Там черным по белому записано: «Светлана К., 19** г. рождения. Сифилис вторичный, рецидивный…» Света заразила Андрея, а потом второго Андрея. Того, что заразил Таню. Или наоборот… Тьфу, черт побери, кто кого заразил? Если по признаку вторичности и давности заболевания, то это был Миша из Ростова. Который бизнесмен. И с которым Света…
— Свет, когда Миша-то был?
Она твердо смотрит в пол:
— В последний раз он приезжал в Мелеуз в феврале этого года…
— Постойте, Света, вы же говорили, что к тому времени в Мише разочаровались? И познакомились с Андреем…
— Нет, с Андреем я давно была знакома. Просто на вечере в ресторане я встретила его с женой, потанцевали…
— Как с женой? Он же разведен и хочет жениться на Тане…
— А это другой Андрей. Вы разве не поняли?..
…Нет, со Светой каши не сваришь, я прошу позвать Таню. Таня совсем другое дело: Света — лед и томное молчание, а Таня — живчик, этакий кудрявый говорун с карими глазами. Сегодня выписывается, а через неделю свадьба. С этим самым Андреем. Который познакомился и спал со Светой, а потом предпочел Таню.
— Таня, вы на Андрея не в обиде?
— С чего бы, мы любим друг друга!
— Так кто же вас заразил?
— Ну, разумеется, Яссо…
У нас с присутствующим врачом-венерологом вытягиваются лица…
— Какой Яссо? — бормочу я, чтобы прервать паузу. — Это что, имя такое?
— Ага. Он приехал с Кавказа открывать в нашем городе цех…
— А фамилия как?
— Я не помню. Нет, правда, не запомнила: у него очень длинная фамилия. Но он не виноват: не знал про болезнь. Я тоже не знаю, куда он уехал. Говорят, его видели в Стерлитамаке…
Пока я выясняю с Таней перипетии ее нелегких отношений с Яссо, а затем с Андреем, кто там и на кого обиделся, и вообще, кто с кем и когда, время пробежало. Таня спохватывается и просит:
— Ой, на укол опоздаю. Можно, я побегу?
Последние уколы — это святое. Мы отпускаем Таню, так и не уяснив, где искать ее прежнего друга Яссо. В общем-то, ситуация банальна, о ней писал еще пролетарский поэт:
Уехал в брюках клетчатых.
«Где вы те-пе-рь…»
Кто лечит их?
Впрочем, кто лечит Таню и ее подруг в республиканском кожно-венерологическом диспансере, мне уже известно. Сейчас из-за ремонта венерические больные лежат в кожном отделении у Исумера Евсеевича Фельдмана, а в обычное время они пациенты сидящего напротив зав. восьмым отделением Анатолия Севастьяновича Чурюкина (главного специалиста по «сифону», как образно отрекомендовал мне его знакомый медик). Оба эти врача — ветераны невидимого читателю фронта, лет этак по 20 с гаком борются с «венерой»…
Впрочем, неугомонный Фельдман считает себя больше кожником, он небольшого роста, очень обходительный. Анатолий Севастьянович — напротив, из высоких и худых, с юморком. Все венерологи циники, жизнь воспринимают как есть. И показывают тоже.
Вот в кабинете уже знакомый нам Андрей. Чурюкин дает возможность полюбоваться характерной красноватой сыпью на его коже — и приказывает Андрею:
— Сними трусы и покажи…
Андрей снимает и демонстрирует то, о чем детишки пишут на заборах. На этом самом у него округлый шрам, оставшийся от «твердого шанкра» (сифилитической язвы на месте заражения) — подарок то ли Светы, то ли Тани… И дальний привет то ли от загадочного кавказского парня Яссо, открывателя цехов, то ли от делового ростовского Миши. Во всех случаях для врачей кожно-венерологического диспансера важно выявить всю «цепочку», чтобы прервать ее.
Анатолий Севастьянович только вернулся с востока республики, где одна мадам с сифилисом «облагодетельствовала» Учалы. На момент разговора медики нашли свыше сорока «контактных» и зараженных. Городок с небольшим населением по числу заболевших на расчетные 100 тысяч населения сразу выдвинулся на первое место, обогнав в этом прискорбном соревновании такие гиганты, как Стерлитамак и Уфа…
Приходилось ли вам, уважаемые, видеть генеалогические «древа» царей и наследных принцев, по которым можно проследить, кто от кого произошел и в каких родственных связях состоят члены династии? Так вот, при каждой вспышке сифилиса врачи-венерологи составляют нечто подобное — в диспансере передо мной развернули «учалинскую схему» половых связей и переданных друг другу бледных спирохет. «Древо» закручено не хуже, чем у Рюриковичей или династии Романовых — первая «эпидемцепочка», вторая, третья, перекрестные контакты, когда трудно сказать, кто и кого заразил. Некоторые кружочки в схеме с фамилиями — этих лечат. В других просто поэтичные имена «Артур», «Юра», «Андрей» — с пометкой «розыск».
— Беда в том, — растолковывает мне «учалинскую схему» С. А. Зилеева, зав. поликлиникой при диспансере, — что если не погасить «очаг», венерические заболевания разрастаются в геометрической прогрессии. Раньше «артуров» искала милиция, уклонявшихся от лечения привлекали по закону. Теперь МВД отстранилось, наши действия стали не так эффективны… Смотрите, кто разнес сифилис в Учалах: в основном, люди, беспробудно пьющие, не работающие, бомжи. У одной женщины сразу восемь половых контактов с малознакомыми мужчинами, которых она находила в скверике. Другая особа из той же «цепочки» дает сразу четыре контакта — вернее говоря, она их нам упорно не дает, сколько с ней ни беседовали: ее «кавалеры» сами к врачам побежали после бесед по радио… При таком контингенте нет полной уверенности, что мы распутали весь «клубок», — там уже и следствие ведется, потому что две женщины из зараженных сейчас убиты…
— А до того, кто занес сифилис в Учалы, добрались?
— У врачей складывается впечатление, что первоисточник был из Челябинской области, откуда до Учалов рукой подать. Там на рудник, говорят, одна девушка приезжала — в очень заманчивом виде. И обслуживала желающих…
Вспышку сифилиса в Учалах гасили всем миром: печать встревожилась, врачи, городской глава покоя не знал… Но до этого, в прошлом году, аналогичные вспышки были в Стерлитамаке, Салавате, Мелеузе — в последнем с распутыванием «клубочка» справились легко: источник был из одного загородного лагеря — порезвились на отдыхе ребятки…
Скоро у меня голова пухла от цифровых характеристик люэса (так еще называют сифилис): 95 процентов заразились в алкогольном опьянении, 61 процент вступал в половые связи со случайными и вовсе незнакомыми людьми, велик процент тех, кто ведет аморальный образ жизни… Хотя от беды никто не застрахован: бывали в пациентах и известный чемпион, и художники, и господа артисты.
К 1988 году болезнь, гуляющую по миру «волнами», в республике настолько извели, что даже стационар в Уфе на время закрыли. Сейчас мы на новом подъеме: только за восемь месяцев по республике выявлено 292 случая люэса против 194 прошлогодних, дали рост гонорея и так называемые паравенерические заболевания. И по прогнозам, мы еще даже не на гребне этой новой «волны»…
— Чтобы полностью покончить со вспышкой люэса, по мнению ученых, нужно лет 15—20! — размахивая бумажками, с энтузиазмом заявляет мне Чурюкин, и его бодрый вид не вяжется со словами. — Так и запишите себе: через полтора-два десятка лет мы с этим как раз и покончим. Если, конечно, жизнь не смешает карты…
Мы сидим в его кабинете на восьмом этаже, где солнце золотит корешки старых книг по дермато-венерологии, отпустив всех пациентов. И хотя я доподлинно знаю, что уже через сутки после уколов больные становятся не опасны для окружающих, к стульям и другим предметам прикасаюсь с опаской. И чаю как-то не хочется…
— Да вы не беспокойтесь, — словно угадав мое состояние, утешает Анатолий Севастьянович. — Сифилис, хоть он и вызывает у общества бурную реакцию, но пугаться незачем: это же не грипп, когда гражданин чихнул в автобусе — и сорок человек оказались на больничных койках… За много лет практики я встречал единичные случаи заражения через общую посуду, полотенце, сигарету: инфекция передается преимущественно половым путем… Вот здесь надо иметь голову на плечах — еще на флоте в молодости нас боцман учил при увольнении на берег: «Ребята, осторожны будьте, не намотайте на винт…». И хотя портовый город был, бойкий, не помню, чтобы из матросов кто-то заболел.
Зато хорошо помню, сколько случаев сифилиса дали нам во время вспышки 70-х годов рабочие общежития Черниковска — мы тогда об этом не писали, боялись обидеть гегемона. А все идет от бездумья, низкого интеллекта. Кончит парень смену — делать и нечего. Вот он выпил, покурил — и выходит в парк с двумя бутылочками винца. Там девочки встречают: «Разрешите прикурить, дяденька…»
Чурюкин знает, что говорит: эту вспышку 60-70-х годов он с коллегами на плечах вынес — в лечебном заведении, стыдливо замаскированным тогдашними властями Уфы под больницу №2 на ул. Севастопольской. И когда он рассказывает — и про прежних пациентов, и про нынешних «малолеток», не боящихся ни черта, ни бога, я невольно вспоминаю ушедшую из кабинета Таню.
Она тоже без комплексов, «раскованная». Но как притихла она, когда Анатолий Севастьянович стал говорить, что в дальнейшем, чтобы родить здорового ребенка, ей будет необходим профилактический курс лечения пенициллином во время беременности. Она даже как-то съежилась и постарела лицом:
— Я ведь никогда не думала, что это может случиться именно со мной. Мне всегда казалось, что сифилис — это где-то далеко…
И тогда я подумал, что у нее с Андреем очень серьезно, быть может, они нашли друг друга — и эта встреча на всю жизнь… Только смогут ли они забыть, каким диагнозом были повенчаны их чувства? Смогут ли жить, не страшась последствий случившегося?
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума,
— однажды написал великий лирик совсем по другому поводу, не подозревая, какой ужасный смысл можно вложить в его слова…
…Пришел Исумер Евсеевич Фельдман — и повел меня в палаты. Обычные комнаты с кроватями, где палаты «кожников» порой соседствуют с уже не заразными «венериками». Унылый быт: вот папа из соседней палаты в гости зашел к семье — хлопочет молодая женщина (у всех жен здесь застывшие глаза), в углу на койке приткнулась златокудрая девочка лет полутора, сушатся колготки… Когда спирохету приносит один, порой болеют целыми семьями.
Иногда детей привозят прямо из роддома — тех, что заразились в утробе матери и родились маленькими сморщенными старичками, лишенными подкожной жировой клетчатки. («Мы однажды лечили пятидневного «Пушкина», — вспомнил кто-то из врачей, — прозвали его так, поскольку был он Александром Сергеевичем. Еще смеялись: вылечим — новый Пушкин вырастет…») Бывает и наоборот — не замеченная вовремя у ребенка болезнь годами таится, чтобы потом обнаружиться у цветущего двадцатипятилетнего парня…
— Много здесь нарушающих порядок? — спрашиваю я у Фельдмана, когда он пытается отобрать карты у четверых «венерических», сунувших запретную колоду под одеяло.
Он вздыхает и только машет рукой:
— Тут поначалу не больницу строили, а общежитие — нет общего коридора, блочная система, персоналу не уследить за каждой палатой. А народ там, где «венера», поверьте, очень тяжелый. Я каких только чудес не нагляделся…
Из диспансера злостных нарушителей выдворяют «под надзор» в закрытый стационар, где замки, охрана… Но случаев не убывает: то в палате кто-то выпил, то два кожных больных увели «венеричку» в посадку за корпусами, то закатила «концерт» невинная на вид школьница, приведенная в лечебницу мамой за ручку… А на окне у Фельдмана разорванная и мятая история болезни: пьяный муж разгневался, когда на обследование положили жену. Деликатный Исумер Евсеевич надеется, что когда-нибудь войдет этот протрезвевший муж в кабинет, увидит содеянное — и устыдится….
Уходя из больницы, я все не мог отделаться от чувства, что все увиденное — какое-то наваждение… Конечно, цифры заболеваемости люэсом по республике не так уж велики — ноль целых, семьдесят три сотых человека на 10 тысяч населения, как сказал Чурюкин… Но врачи встревожены: диаграммы роста отразили кризис общественной морали, свертывание санпропаганды.
Грядут нежданные последствия сексуальных взрывов и освоения отечеством всех эротических извращений и достижений мирового опыта. Лет пять назад разве слыхали мы о гонорее гортани? Или о вензаболеваниях тринадцатилетних? Или о том, что гонококки настолько приспособились к лекарствам, что уже, несмотря на одиннадцатикратные дозы, двоих из десятка любителей пикантных «приключений» не вылечишь обычным способом и нужны особые методы?
…На конечной остановке дул холодный ветер — бредя по улицам, я не сразу заметил, как стемнело и город начал зажигать огоньки. У каких-то освещенных дверей, где вовсю шло торжество, крутились люди, подкатывали такси, слышался говор и смех. От веселящейся подпитой толпы отделилась фигура:
— Братан, не найдешь огоньку?
Я посмотрел на девчонку: начес, томный взгляд, в руке с облупленным маникюром сигарета… Ее подруга, дымя, уже цепляла командированного мужичка. Нет, баста: на сегодня никаких интервью с «группой риска»!
— Ты знаешь, не курю, — устало сказал я.
Боже, что за день! В какие места я хожу!.. Сохрани и помилуй…
Виктор Савельев,
репортер «Советской Башкирии».
Источник: газета «Советская Башкирия», 19 октября 1993 года.
Цитируется по книге: Виктор Савельев. Я был, я видел, я летел… Репортаж и очерки разных лет. Вехи времени. Издательские решения, 2018.